ПРОЕКТЫ

Глеб Ершов

к 50-летию И.Д. Чечота

2004 год

Путешествия с Аполлоном

NAVICULA ARTIS – лодочка, кораблик искусства (лат.)

Это уютное, немного сентиментальное или же романтическое название возникло отнюдь не случайно. Не методом отвлеченного поиска по словарям и не в силу популярной тогда в России привычки использовать латынь в названии возникающих учреждений и контор. Хотя ориентация на Запад очевидна, Петербург все-таки. Один из создателей галереи в силу гётевского универсализма интересов занимался когда-то такой специальной темой как корабль в искусстве (в издательстве «Аврора» был даже почти подготовлен альбом на эту тему, увы, так и не изданный). Этот искусствоведческий интерес носил, как, впрочем, и все, чем он занимался, отнюдь не кабинетный ученый характер и реализовался совершенно иначе, неожиданно в другом проекте, поначалу представлявшимся игрой.

Речь далее пойдет о том, как Иван Дмитриевич стал в начале 1990-х художником, художником нового типа – деятелем искусства, творцом – какие еще слова подобрать к тому, что точнее и вместе с тем туманнее определяется термином Homo Ludens – человек играющий. Вообще, все термины в данном случае выглядят несколько смехотворными, ведь речь идет о жизни, прокатившейся в девяностые годы сплошной лавой бурлящей активности.

Определение «галерея» не совсем подходит для нас. Двенадцать лет существования N.A. – все же слишком почтенный срок для такого эфемерного учреждения, как наше. Существование N.A всегда казалось чем-то потусторонним для здравого смысла, прагматики, особенно на фоне бурно развивающихся в 1990-е институций, имеющих непосредственное отношение к современному искусству. N.A. скорее п р о е к т, но тогда, в 1992-93 годах, кажется, и слова такого еще не существовало в лексиконе и уж точно оно не обрело того навязчивого псевдо-концептуального содержания, каким оно наделено сейчас.

Просто было время начинаний. Современное искусство только оперялось. Галерей не было. Понятия «брэнд» тоже не существовало. Все, что делалось – делалось впервые.

В далеком 1992 году арт сцену Петербурга облетела сенсационная новость. Иван Дмитриевич Чечот, преподаватель истории искусства ЛГУ, наставник и педагог почти всех действующих кураторов современного искусства, открывает галерею. Имя галереи было «Navicula Artis», или проще «Галерея Чечота» (илл.1). Даже сегодня, по прошествии многих лет, когда галерея переехала на новое место, а И.Д. отошел от тем, напрямую связанных с практиками современного искусства, нас продолжают, да, да, продолжают по привычке называть «Галереей Чечота». Это как гвардейский значок, который мы с гордостью носим. Огромный роскошный зал Николаевского Дворца, ныне используемый для проведения праздничных банкетов и увеселительных вечеров, среди многочисленной администрации до сих пор зовется «галереей». Все в один голос заявляют, что не знают почему. Устойчивость топонима? Память о взрывной силе молодого куратора, ворвавшегося в тихий мир профсоюзных функционеров?

Тогда, именно в этом зале, стараниями выпускников исторического факультета ЛГУ на ландшафте современного искусства Петербурга появилась новая точка – Дворец Труда. И.Д. охотно принял предложение стать куратором галереи, неожиданно всерьез увлекся новой ролью, возможностью воплощения новых идей и замыслов. Нужно признаться, что молодые галеристы в те годы плохо разбирались в художественной ситуации в Петербурге и слабо представляли себе, чем конкретно нужно заниматься. Энергичный куратор стал поистине находкой. Он развивает кипучую деятельность, задумывает ряд проектов, полон художественных инициатив и на годы вперед определяет стиль, подходы и рисунок отношений галереи с современным искусством. К тому времени у И.Д. выработалась его фирменная манера работы: он вдруг, неожиданно появлялся с уже готовой блестящей идеей, соратникам же оставалось ахнуть от удивления и технически ее воплотить.

Усилия на новом поприще довольно скоро приносят свои плоды: И.Д. становится модной фигурой. Но благожелательные отзывы в прессе, положительные отклики в художественных кругах, сонм художников, желающих сотрудничать с галереей, казалось, мало занимали куратора. Он увлечен выработкой своего собственного неповторимого стиля в отношениях с современным искусством.

Первый же кураторский проект «Каждой твари по паре» (1993) отмечен авторской акцией с белым роялем, так сказать, пробой сил в новом качестве. Для выставки «Западно-восточный диван» (1993) он не просто пишет текст о творчестве Тимура Новикова, но и инсталлирует Западный кабинет, становясь, таким образом, одновременно и куратором и полноценным соавтором гуру петербургского неоакадемизма. Наконец, в акции «Соревнование Аполлона и Меркурия» (1993) И.Д. впервые заявляет о себе как о самостоятельном художнике. Во-вторых, И.Д. категорически не устраивают границы выставочного зала, традиционная схема экспозиции, которые изначально сковывают его полет фантазии. Ими пренебрегают. Так в выставке «Один вопрос» Вадима Драпкина (1994) в качестве галереи выступает весь необъятный Дворец Труда, ставший, по мысли куратора, роскошной рамой-обрамлением одному-единственному произведению – клочку бумаги с написанным от руки вопросом «Кто ты?». Для вышеупомянутой экспозиции «Западно-восточный диван» выставочного зала оказалось также недостаточно, и где-то в череде кабинетов профсоюзных боссов И.Д. находит арабскую гостиную, идеально соответствующую пряному искусству Тимура. Проект Андрея Хлобыстина «Кунст – Хаймат – Кунст» вообще был отправлен в дьяконник полуразвалившейся дворцовой церкви.

Наконец, наступает момент, когда все возможности дворцовых интерьеров апробированы и использованы. Вы думаете, куратора ожидает кризис? Ничуть не бывало. Он просто отказывается от принципа экспозиционной площадки, вернее, теперь выставочными залами становятся озёра посёлка Ильичево, павильон Елагина острова, холмы Павловска, огромные хлебные амбары Гданьска. Художника все более тянет к прогулкам на свежем воздухе.

А произведение? Конечно, это сам И.Д., ведущий зрителей по тенистой аллее в Бельведер, пускающий бумажные кораблики в колоссальный Петровский док Кронштадта, стреляющий из лука и предстающий одновременно и Гермесом и Аполлоном, - он и куратор, и художник, и произведение в одном лице. All inclusive. Иначе, он и есть самая радикальная галерея на сегодняшний день – «Галерея Чечота».

Работа по придумыванию, организации и проведению выставок началась почти одновременно с деятельностью И.Д. в Зубовском институте в качестве заведующего сектором истории искусства и архитектуры. На афишах стандартного советского образца синей и черной типографской краской рубленым шрифтом можно было часто увидеть такую характерную шапку «Выставочный зал галереи Navicula Artis. Сектор истории искусства. Институт истории искусств (Зубовский)».

Жанры происходивших событий не соответствовали устоявшимся каноническим определениям и включали в себя слишком многое из того, что часто является сопутствующим или сопровождающим любое событие флером ожидания и невольным соучастием. Событие – то слово, которое более всего разрешает уязвимость всяких попыток дефиниций. Может быть, этому способствовало и само время начала-середины 90-х, и сами участники-организаторы, делавшие все с огромным удовольствием и решимостью неофитов. Помимо выставок, происходивших в пространстве Дворца Труда, где галерея помещалась до 1998 года, были и выездные акции – пожалуй, самое оригинальное явление в смысле новизны «жанра», культивируемое И.Д. и всеми нами. Истоки «поездок» или «прогулок», любимых затей галереи, оригинальны и не связаны ни с жанром московских концептуальных «поездок за город», ни с жанром «инспекций». Их исток – в излюбленном для ленинградских искусствоведов фланировании, хождении по городу и окрестностям, в которое включается и любознательное знакомство с местными достопримечательностями и игра в робинзонаду и просто приятное времяпрепровождение с выпиванием и болтовней. Если же обратиться к литературному опыту – то это петербургская классика, не требующая даже особенных комментариев. Когда это же стало практиковаться в рамках галерейной деятельности, искусствовед стал выступать в роли художника, используя другие «технологии» (если так можно сказать про это сейчас) и осознавая себя уже в качестве не созерцательного, но деятельного, полномочного и ответственного преобразователя пространства.

У И.Д. не было, конечно, задачи становиться художником (то есть делателем-профессионалом в прикладном или даже в симуляционном плане), но желания непосредственного «включения», как и работы самой активной и деятельной с реальными, а не вымышленными материей и пространством, было хоть отбавляй. Без лишнего пафоса можно сказать, что Чечот в 90-е работал в необычном и незнакомым нашим современным художникам тогда (да и сейчас особо не наблюдается) жанре gezamtkunstwerk как настоящий концептуальный художник с бойсовским чутьем масштаба и фактуры.

Далее о Бойсе. Бойс, как представляется, сыграл свою инициирующую роль в стихийном или спонтанном самосознании И.Д. в качестве художника. Терапевтическую роль также, поскольку ведь Чечот, по его собственному ироническому самоопределению, недо-художник, следовательно, был необходим хотя бы внешний импульс в разрешении и преодолении этой драматической неопределенности (художник – недо-художник – не-художник). Пластичность бойсовской модели творчества, педагогика как социальное живое поле возделывания и, безусловно, особое отношение И.Д. к Германии, к немецкому искусству, в котором как ни в каком другом обострены до предела такие материи как жизнь, почва, судьба, травма, миф, историческая память оказались созвучны. В 1993 подоспела выставка «Внутренняя Монголия» в Русском музее, на которой состоялось знакомство с Йозефом Ван дер Гриттеном – другом и душеприказчиком Бойса.

Осенью 1993 года, когда мы путешествовали по Польше и Германии, у нас уже было предложение от польского куратора Рихарда Зяркевича сделать какой-нибудь проект для международного фестиваля современного искусства ARS BALTIKA в рамках воркшопа в Гданьске. Зяркевич совершенно случайно оказался на выстаке галереи «Каждой твари по паре», на открытии которой И.Д. представлял сложное алхимческое действие, своего рода homage Бойсу, где были задействованы рояль, солдатское военное одеяло отца, Дмитрия Михайловича Чечота, школьная медицинская справка о травме колена, воск, яйцо динозавра и еще многое другое (подробное описание акции см. в журнале «Кабинет»). Замысел гданьской акции, в которой И.Д. предложил принять нам участие, зарождался в разговорах в Зубовском институте и в прогулках по городу. Заметим, что современное искусство Польши, при более близком знакомстве оказалось, как это особенно отчетливо представляется сейчас, необычайно продвинутым по сравнению с тогдашним нашим. В нем было всего в избытке в смысле понимания технологий и тактики, подачи произведений и жанровой отчетливости делаемого. Кроме того – непривычные белые стены галерей с компьютерами, неоновые инсталляции, огромные серийные фотоколлажи Софьи Кулик (человек-свастика), каталоги, журналы, разнообразная грантовая поддержка.

И.Д. и я (Г.Е.) гуляли по Гданьску точно также, как мы бродили по Петербургу, забираясь в самые трущобные окраины и на заброшенные и запрещенные территории. Сталкерство в чистом виде. В центре города есть остров (по польски Wispa), освоение которого и должны были совершить художники, приглашенные на фестиваль. Территорию его И.Д. представлял уже по своей предыдущей поездке. Когда-то, судя по сохранившимся мрачноватого вида постройкам темно-красного, твердого и ровного кирпича, этот остров представлял из себя типичную промзону, территорию амбаров и хранилищ, только обустроенную с прусской аккуратностью. Пустые глазницы зданий колумбарно-крепостной архитектуры, пустыри, узкоколейка, ржавые остовы промышленной арматуры. Местами руина, а кое-где функционирующий, остров представлял собой замечательно богатую фактуру, мощную, «бойсовскую».

Итак, сценарий будущей акции* разворачивался в наших прогулках как сюжет захватывающей эпопеи или сражения, подобно альтдорферовской битве, увиденной как бы с птичьего полета… Масштаб и глобальность акции захватывала. Сама атмосфера острова становилась полем, на котором происходило то самое «грохочущее столкновение миров» или космических смыслов, делала Гданьск-Данциг перекрестком, центром неких глобальных геополитических энергий, пробужденных к жизни историческим и художественным воображением. Сами греческие небожители - Аполлон, Меркурий и Дионис - вступили в сражение за остров на огромном гиперборейском пространстве Балтийского моря, все духи места, включая грозный крейсер «Шлезвиг-Голштиния», польскую таможню, Гюнтера Грасса, Шопенгауэра, ганзейский союз, Остров мертвых и другие пришедшие в движение материи, стихии и ассоциации.

Очевидно, подобный тип творчества как вольного фантазирования на основе полученного импульса от самого genius loci проистекает здесь из необъятных интерпретационных возможностей искусствоведческого подхода, связанного с богатой на культурно-исторические, художественные ассоциации и метафоры памятью. Конечно, изначально это был искусствоведческий подход или же подход «умного художника», интуитивно знающего свой «маневр». В то же время, было в этом что-то от искусствоведческих штудий И.Д. искусства барокко: например, иконологическая интерпретация барочной гравюры или тезиса с изображением корабля со всем возможным парадом символов, ассоциаций, эмблем, образов культуры. В гданьском случае весь этот «фундированный тезаурус» был мобилизован к действию, воплотившись в акцию «Соревнование Аполлона с Меркурием». Да, чуть не забыл – художественная воля – без нее все, о чем сказано выше, осталось бы мертвым и смешным грузом на бумаге. Художник и интерпретатор, концептолог и эссеист, инвентор и исполнитель, князь и придворный поэт, пишущий оду в честь затейливо придуманного барочного праздненства: протеистичность и масштаб имперского замаха.                                              

            ***     

«Но моряной любес опрокинут

Чей-то парус в воде кругло-синей…»

Велимир Хлебников.

В феврале 1994 года вместе с работами из общества Гриффелькунст из Гамбурга прибыл контейнер с Аполлоном Тенейским, гипсовой копией с оригинала V века до н.э., хранящегося в мюнхенской Глиптотеке. В высоких зашторенных окнах Николаевского дворца холодный свет февральских сумерек казался теплым. Посреди просторного белого зала с черным роялем в глубине и коробок с прибывшей графикой возвышался больших размеров ящик. Там был Аполлон. Вскрыв крышку, словно створку египетского саркофага и разбросав золотистую ароматную стружку, мы ахнули. В полутемном зале мягко высветился ослепительной белизной силуэт статуи, казавшейся пришельцем ниоткуда, живым существом с полуулыбкой на устах.

С этого момента подготовка к акции развернулась полным ходом: нужно было изготовить десть гипсовых слепков архаического куроса, найти яхту для их доставки, напечатать буклет с описанием акции и запастись еще многими вещами, необходимыми для ее осуществления. Яхту мы отыскали в Петровском яхт клубе. Ничего романтического не было в ее облике и в помине: черный силуэт железного корпуса без мачты и пропахшее машинным маслом и табаком тесное пространство внутри, неприбранное и бомжеватое. Это была яхта «Наяда», трофейная из Германии, доставшаяся ее капитану уже в изрядно разобранном виде. Капитан, Виктор Терехин – исключительно колоритная личность, настоящий морской волк, заросший курчавой бородой, приземистый и широкий в плечах, как ни странно отнесся к нашему предложению с пониманием, но и с осторожностью. Иван рассказывал об акции, не сбавляя оборотов, как само собой разумеющуюся историю, хотя десять аполлонов в трюме должны были показаться Терехину бредом. Тем не менее, он согласился, хотя и рисковал, так как яхта к тому времени не имела достаточной устойчивости на случай сильного шторма, что и подтвердилось в дальнейшем. В конце мая мы с И.Д. поехали в Гданьск, чтобы начать подготовку к акции, а Андрей, осуществив погрузку аполлонов и отправку «Наяды», вскоре присоединился к нам.

В Гданьске куратором и инициатором Воркшопа выступала местная галерея Wispa, в которой центральными фигурами на тот момент были художник Грегош Кламан и его жена Агнешка Володько. Постепенно прибывали художники, наши коллеги (!) из Швеции, Финляндии, Норвегии, Германии, Литвы… Польский язык как-то незаметно стал слышаться музыкой, которую чувствуешь, понимаешь, но не можешь выразить словами. На острове мы заняли командные высоты, сделав центром нашего базирования самое высокое сооружение – амбар Глория – строгое здание немецкой красно-кирпичной архитектуры 1930-х годов, своими двумя плоскими башенками оппонирующее башням древнего готического собора Нашей Пани Марии. С крыши амбара (шпихлежа по-польски) весь город был как на ладони. Широким кирпичным боком Глория, располагаясь на самом мысу острова амбаров, развернута на Запад, в сторону Вестерплятте – морского порта, верфей, таможни, где в 1939 началась Вторая мировая война. После установки аполлонов здесь должно было состояться «отверзание очей острова». Для этого прямо на крыше был сколочен деревянный каркас, обшитый фанерой, вырезанной по форме «греческого глаза» (срисованного с греческой краснофигурной вазы еще в Зубовском). Вся конструкция получилась внушительной: 8,5х4 метра и страшно тяжелой. Места для расстановки аполлонов были выбраны, глаз сделан, у нас было время для осмотра Гданьска и Сопота, Оливы и Гдыни.

По местному радио рассказали о нашей акции, которая была намечена на 4 июня, но яхта «Наяда» задерживалась по неизвестным причинам, все затягивалось на неопределенное время, и второго дня (в намеченный день прибытия яхты), мы стали свидетелями большого католического праздника Тела Христова, воочию увидев триумф католичества в Польше. В окнах были выставлены раскрашенные деревянные статуи Христа и Богородицы, бумажные и живые цветы, вывешены лозунги на красном кумаче, а к собору по слегка опустевшим от сутолоки будней улочкам к центральной части города шли девочки-«невесты» и мальчики «женихи», разодетые, соответственно, в белое и черное в виду предстоящей конфирмации. Кульминацией был крестный ход, где плащаницу на роскошно убранном лафете везли медленным шагом гвардейцы со штыками наперевес, и далее шли власти, облаченные в старинные «цеховые» одежды с огромными судейскими цепями и уже за ними мальчики и девочки, пестрая толпа горожан. Искренность и набожность людей, серьезность и пышность ритуала, гордость, трогательность, сила – все сразу становилась на свои места: «Польша не сгинела».

Время томительного ожидания яхты ушло на сосредоточение, вживание в ткань города и поиск материалов и объектов для акции. 6 июня, когда мы ели «свекольник з колдунами», Агнешка сообщила, что «Наяда» пришла и стоит на пристани в Гдыне. Это было отчаянием и безумием, но нашу эйфорию можно понять: на легкой пластиковой лодчонке, арендованной на местной лодочной станции (деревянной лодки, наподобие наших не нашлось нигде), мы пустились вплавь по Влтаве встречать яхту, собираясь проплыть, гребя веслами, 20 километров! Нас было пятеро, лодка едва не черпала воду, к тому же, выплывая на середину реки, мы едва не попали под пассажирский пароход «Молгожата», курсирующий в сторону порта. К счастью, нас спас патрульный корабль, когда мы уже едва справлялись с разошедшимися волнами, от проплывшей в трех метрах от нас «Малгожаты». Лодочку взяли на буксир, а нас – на корабль, где капитан к нашей радости не стал брать с нас штрафа по случаю своего дня рождения, которое он отмечал с командой солидной бутылкой коньяка, не отходя при этом от штурвала.

На самом молу, у маяка, вглядываясь в море, мы ждали белый парус, но вместо него откуда-то сбоку невзрачным черным силуэтом показался кораблик, напоминающий слегка тарахтящий баркас из «Белого солнца пустыни»… Где белый китель, молодцеватость, надраенная палуба: в ватнике, надетом поверх тельника, страшно уставший, крепко, но к месту матерящийся, капитан Терехин напоминал ярошенковского «Кочегара», пушкинского вожатого или же помора митьковского разлива. Оказывается, около берегов Эстонии яхта попала в страшный шторм, едва не затонула, у нее порвался парус, и ей пришлось просить временного убежища у эстонцев, которые не хотели ее отпускать, так как у экипажа (капитан Терехин, матросы Л.Гриппа и Л.И. Петелева) не было виз. Как ни странно, груз с аполлонами помог, утяжелив киль и придав яхте большую устойчивость.

«Наяда» пришвартовалась прямо рядом с нашим амбаром у небольшого деревянного причала, на который мы и выгрузили сверкающей белой шеренгой войско Аполлона.

Выяснилось, правда, что для того чтобы установить наше «недремлющее око» и аполлонов в придачу, мы должны согласовать это с местной администрацией. Зная непроницаемость и упертость наших чиновников, особенно еще в то, девственное для современного искусства Петербурга время, общение с городским начальством не сулило нам ничего хорошего. Но! – «Пан Груда» - с достоинством представился городской голова, точная копия Леха Валенсы, в особенности схожий с ним степенно-щеголеватыми шляхетскими усами. Выслушав нас, он воскликнул: «Ааа! Акция артистична! Дюже добже!» - да пан Груда явно не был ретроградом, к тому же, скоро ему предстояли перевыборы.

На следующий день гигантское око при помощи стальных тросов, а также мускульной силы дюжины помощников было вывешено на стену, двое аполлонов – установлены на башни, белые шелковые флаги подняты на флагштоки. Изящные худощавые куросы-близнецы смотрели друг на друга, возвышаясь над городом и почти тая в ярко-синем небе, издали выглядев хрупкими фарфоровыми статуэтками. Непосредственно перед акцией мы сколотили три высоченные (метров восемь) фигуры – чучела (по-польски чуперидла) мужика, бабы и черта. Сделанные из брусьев, с приделанными к ним мешками из рогожи, соломой, обручами от бочки и установленные на самом верху бастиона «Зубр», они смотрелись очень монументально, полностью контролируя пространство кругом. Это было войско козло-быка Диониса, а визави с ним, на противоположном холме «Волк» («Wolf», ибо их строили когда-то шведы), возвышаясь на узких башенках вентиляционных шахт (в стиле чеканного немецкого орднунга – серый бетон, суховатые решетки на окошечках), красовались трое аполлонов (илл.8,9,10,11,12). Недалеко от них проходила старая железная дорога, узкоколейка, около которой, в виду дислокации основных войск, стояло заброшенное станционное строение из кирпича, идеально подходящая натура для съемок какого-нибудь исторического фильма о старом Данциге. На наружную лестницу этого станционного домика с помощью крана было водружено необъятных размеров пузатое чучело из сшитых мешков, набитых соломой и опилками. Собственно, это и был «таможенник» и «таможня», через которую должен был проследовать Дионис со своим скарбом.

Накануне акции «Таможня», ближе к вечеру, мы занялись размещением оставшихся аполлонов. На носу лодки была укреплена статуя, полузакрытая грубой рогожей наподобие савана, а на карме установлена «пепельница» - небольшая глиняная домовина с соломенной крышей, внутри которой светился огонь. «Пепельницу» - обрядовую погребальную камеру древних славян и пруссов – мы подсмотрели в местном историко-краеведческом музее (илл.13). Плавание в виду уже почти ночного Гданьска напоминало ожившую реминисценцию на тему бёклиновского «Острова мертвых». Две статуи были установлены у подножия опор моста через Влтаву.

К сожалению, участь всех аполлонов, разбросанных по городу, оказалась печальна. Они очень быстро стали жертвами местных хулиганов, расколошмативших дивные белые статуи камнями. Произошло это уже на следующий день, когда мы проводили акцию, так что войско Аполлона несло потери, зато войско Диониса устояло, хотя на него и покушались жители местной «вороньей слободки». Мы стали не единственными пострадавшими. Один из польских художников разместил на центральной площади перед ратушей огромные медузообразные пузыри из полиэтилена, наполненные водой. Под них он положил раскрашенные фигурки Христа (вариант нашего Софрино). Все пузыри были проткнуты, не продержавшись и несколько часов. Этот жест еще можно было объяснить, имея в виду католическую нетерпимость (особенно в свете происшедших недавно «православных погромов» в Сахаровском центре в Москве и у нас в галерее С.П.А.С.), в нашем же случае аполлоны, очевидно, были побиты как идолища поганые.

Рано утром со стороны Востока по узкоколейке к зданию «таможни» подъехала платформа с Дионисом. На платформе были установлены крепкие приземистые деревянные козлы с лежащим на них бычьим сердцем, лодка с контрабандным товаром и вино «Бычья кровь». После досмотра и выявления контрабанды лодку переставили на телегу, чучело таможенника было сожжено, а Дионис побрит, будучи предварительно продезинфицирован внутри и снаружи водкой «Gold Wasser». Не дождавшись даров отМеркурия (двух коров, которых до нас не довезли) русский Аполлон-пастух повел под уздцы лошадь, запряженную в телегу с Дионисом. Итак, процессия двинулась дальше в город, где на ступеньках ратуши мы дионисийски импровизировали под аккомпанемент Шопена и Чайковского, сыгранного белобрысым гданьским вундеркиндом на рояле, специально доставленного к этому часу.

Что находилось в старом коленкоровом чемодане, содержимое которого было частично конфисковано излишне ретивым таможенником и предано вместе с ним огню? То, что могло быть запрещено по нашему мнению для ввоза в Польшу: порно журналы и издания иеговистов «Стражница», а также словарь лагерно-блатного языка, купленный И.Д. еще в Петербурге (он уцелел). Конечно, все прошло не так гладко и стройно, как это было прописано в буклете, к тому же зрителей из-за постоянного переноса дня акции было немного. «Таможню» мы отыграли в основном для себя и это, кстати, тоже одна из особенностей этой и будущих акций с Аполлоном.

В отличие от других, в общем, локальных инсталляций и объектов, сделанных во время фестиваля, наш проект выглядел чересчур громоздко и амбициозно: масштаб задуманного и содеянного трудно было охватить целиком, не участвуя и не проживая все это изнутри. В многочастном алхимическом действии судьба острова, бывшего на тот момент местом драматического и извечного противостояния искусства и коммерции, решалась в соревновании бога Аполлона, покровителя искусства, и Меркурия – покровителя торговли. Символ ганзейского города Данцига и его покровитель – Меркурий соревновался с Аполлоном, приехавшим их Петербурга – города искусства, и в ходе этого соревнования, сопровождавшегося обменом подарками, и должно было в идеале возникнуть то самое несоединимое соединение, ставшее бы залогом новой жизни острова.

Так, например, в заключительный день воркшопа можно было увидеть: серебристые ульи, развешанные на деревьях и напоминающие футуристические дирижабли (или советские елочные игрушки «Дирижабль СССР») - идея естественного, «пчелиного» обживания острова (Норвегия); вращающиеся на барабанах названия улиц острова – идея вольного сосуществования старых и новых наименований (Швеция); «Red Tennis» - красный корт с колючей проволокой вместо сетки и лагерной вышкой на месте судьи – очевидная эксплуатация антисоветской темы (Латвия); неоновые трубки в окнах старого амбара и уже упоминавшиеся пузыри – в общем, «правильное» современное искусство в смысле тактики провокации; сооружение, напоминающее небольшой зиккурат, обитый листовым железом наверху которого была запаяна в окошечко-иллюминатор какая-то фигня в формалине (тщета музеефикации, которая всегда смерть –Г.Кламан) и уютный хиппианский шалаш, названный «Моя кохана шротка» (Польша); регулярно расставленные столярные резцы и другие подобные им машинные формы, найденные на старой гданьской верфи – масштабная инсталляция в жанре археологического рэдимэйда (Германия) а также архитектурную модель застройки будущего острова в стиле многомиллиардного экологического хай-тека (Эстония).

Яхта «Наяда», не дождавшись окончания фестиваля, снялась с якоря и ушла в Петербург, увозя одного Аполлона на борту**. Вскоре, «усталые, но довольные» отправились домой и мы, прожив в Польше современными художниками три недели. Сказано ведь: «Довольно увлекаться-то, пора и рассудку послужить. И всё это, и вся эта заграница, и вся эта ваша Европа, всё это одна фантазия, и все мы, за границей, одна фантазия…».***

Примечания.

*Вот текст из буклета, изданного перед поездкой в Польшу:

Галерея Navicula Artis в Санкт-Петербурге

Российский институт истории искусств (Зубовский)

Нижегородский художественный музей

Галерея Wyspa в Гданьске

Приглашают Вас в город Гданьске

Соревнование Аполлона и Меркурия

Которое проводится 2-5 июня 1994 года в рамках

интернациональной мастерской мультимедиа «Остров-проект»

Место действия – остров амбаров в центре Гданьска

Организаторы соревнования – Иван Чечот и Глеб Ершов (Петербург)

Участники соревнования – Аполлон, Меркурий, А.П. Клюканов, И.Д. Чечот, Г.Ю. Ершов, Петр овчаров, команда яхты «Наяда» - капитан В.И. Лукин, матросы В. Терехин, В. Ручкин, А. Николаев, Л. Гриппа, Л. Петелева.

Главный судья соревнования – БОГ ДИОНИС

Кураторы соренования – Агнешка Володько (Гданьск)

Мария Тереня (Петербург), Марина Калачева (Нижний Новгород).

1 июня 1994 г. в Гданьске ожидается прибытие из Петербурга русской яхты «Наяда». На ее борту – гипсовые пассажиры, десять статуй-слепков Аполлона Тенейского, изготовленного из волжского гипса.

Всемирно-известная архаическая статуя куроса была обнаружена в горной деревне Тенея близ города Коринфа в Греции в 1846 г. Ныне она является украшением Глиптотеки в Мюнхене. Еще в середине 19 века Петербургская Академия художеств приобрела слепок с этого греческого произведения. Этот старинный слепок настолько хрупок, что сделать с него форму было невозможно.

Зимой 1994 г. из Мюнхена в Петербург прибыл новый Аполлон Тенейский, второй в северной столице. В мае он побывал в разных частях города, познакомился со своим собратом в Академии и был освящен в Колоннаде Аполлона в Павловске.

Выгрузка статуй с яхты «Наяда» роизойдет в центре средневекового торгового города Гданьска, на острове амбаров, напротив Мариацких ворот.

2 июня, утром, две статуи Аполлона будут водружены на башни большого амбара, пережившего войну. Это здание расположено в северной части острова по оси готического собора Гданьска – церкви Марии.

Другие фигуры будут расставлены в разных местах острова, в частности на быках Зеленого моста и в руинах по Хмельной улице. Заселение острова гипсовыми душами завершится вечером того же дня ритуальным плаванием на остров мертвых.

Ранним утром 3 июня ожидается прибытие на остров Бога Диониса. Он приезжает в Гданьск по железной дороге с юга, и будет встречен таможенным контролем на подъездных путях к острову, близ улицы Гродза Камиенна. Здесь на бастонах Зубр и Волк встанут войска Аполлона-волка и козлобыка Диониса. После окончания таможенного контроля Дионис проследует на остров и расположится табором позади жилого дома на Овсяной улице.

Днем 3 июня Аполлон и Меркурий, воплощения Петербурга и Гданьска, Востока и Запада, Искусства и Денег, вступят в дружеское соревнование, и произойдет обмен подарками.

По улице Длуга, от Золотых ворот проедет грузовик с большим подарком Меркурия, с запада на восток, до Двора Артуса, где перед статуями Меркурия и Нептуна будет совершено жертвоприношение. Далее через Королевские ворота, по Зеленому мосту подарок попадет на остров амбаров. На перекрестке древней Via mercatoria с улицей Хмельной подарок Меркурия встретится с подарком Аполлона, что проследует на остров от восточного входа в город через Жулавские ворота: русский Аполлон-пастух войдет в город Меркурия. Погоняя стадо коров.

Дале от перекрестка улиц Хмельной и Молочных бидонов соревнующиеся в щедрости боги пройдут по Ленинградской улице к становищу Диониса. Там, за жилым домом, выходящим на Овсяную улицу, поздним вечером 3 июня произойдет заклинание мышей Аполлоном и музыкальное приношение петербургских гостей, посвященное духам острова амбаров и городу Гданьску.

Ранним уторм 4 июня соревнование Аполлона и Меркурия завершится отверзанием очей острова. Место действия – большой амбар напротив Мариацких ворот и северная оконечность острова.

ИДЕЯ СОРЕВНОВАНИЯ

Аллегория Искусства как хрупкого союза Аполлона, Меркурия и Диониса – союза мысли-духа, хитрости-денег и душевного огня-безумия

Аллегория Европы и Балтики как соревновательного единства Запада и Востока, Севере и Юга, Моря и Суши, Торговли и Культуры всех стран, народов и эпох без различия языков и границ.

Аллегория торгового Буяна, острова Хранилищ как места, где смыкаются конец и начало пути, где накопление обращается в щедрость и в руинах скрываются семена жизни.

Слепок с оригинала статуи Аполлона Тенейского в мюнхенской Глиптотеке изготовил скульптор и реставратор Сильвано Бертолин (Мюнхен-Хаймхаузен). Слепки размножил формовщик Санкт-Петербургской Академии художеств Михаил Васильев.

**Оставшийся Аполлон был расписан тем же летом в Павловске в колоннаде Аполлона, с пустующим в то время постаментом и там же оставлен. Копия-оригинал еще раз была использована в следующем году в акции «Зачарованный остров». На гичке «Эншанте», ведомой капитаном строящегося фрегата «Штандарт» В.Мартусем, мы совершили плавание с Аполлоном на борту от набережной Смольного монастыря к Елагиному острову, где в ночь на Ивана Купала он был установлен в павильоне под штандартом. В настоящее время из всех одиннадцати статуй, отданных в жертву искусству, осталась одна. Та самая, из мюнхенской Глиптотеки.

***

Ф.М.Достоевский. «Идиот». М., 19 , С.

29 февраля – 7 марта 2004 года.

Глеб Ершов, Андрей Клюканов.